правовое закрепление крепостничества на руси

ПРАВОВОЕ ЗАКРЕПЛЕНИЕ КРЕПОСТНИЧЕСТВА НА РУСИ

Крепостное право (крепостничество) – форма зависимости крестьян: прикрепление их к земле и подчинение административной и судебной власти феодала.

Проблема крепостничества и крепостного права в России является одной из наиболее сложных в отечественной историографии. В. О. Ключевский считал крепостное право “сложным институтом, который трудно поддается точному определению”. В дореволюционной историографии сосуществовали “указная” и “безуказная” теории возникновения и утверждения крепостного права.

Некоторые историки высказывали мысль, что указ
24 ноября 1597 г. о беглых крестьянах и есть тот самый закон, которым крестьяне впервые были прикреплены к земле, но не прямо, а косвенно: без предварительного запрещения правительство признало незаконными все крестьянские переходы, совершившиеся в последние пять лет до издания этого указа, и позволило покинувших свои участки крестьян возвращать на них, как беглецов.

С тех пор, как в 1858 г. было разрешено трактовать в печати крестьянский вопрос, мнения по поводу отмены Юрьева дня и закреплении крестьянина на земле осложнились. В споре приняли участие все видные представители науки: Погодин, Аксаков, Беляев, Энегельман, Ключевский, Дьяконов, Милюков и мн. др.

Интересно мнение В.О. Ключевского относительно отмены Юрьева дня. Во-первых, под крепостным правом Ключевский понимает право распоряжения личностью зависимого человека, и он считает холопское право древней Руси первичной формой крепостного права в России. По его мнению, первые крепостные – это рабы. Следовательно, “крепостное право возникло прежде, чем крестьяне стали крепостными, и выражалось именно в различных видах холопства”[1].

По Ключевскому, у истории крепостного права есть два этапа: холопское и крестьянское крепостное право, причем второе исторически и юридически исходит из первого путем развития и формирования производных видов.

В советской историографии начиная с Б. Д. Грекова утверждается концепция постепенного зарождения и развития крепостного права со времен “Русской Правды” через судебники XV—XVI вв. и до Соборного Уложения 1649 г. В дальнейшем большинство историков отказались видеть крепостное право в законодательстве до конца XV в. Некоторые из них в качестве компромисса стали проводить разграничение понятий “крепостничество” — проявление внеэкономического принуждения в различных формах при феодализме — и “крепостное право” — прикрепление крестьян к земле феодала в законодательстве, начиная с конца XV в. В данной работе мы будем придерживаться последней точки зрения, то есть попытаемся проследить становление крепостничества от Киевской Руси до принятия Соборного Уложения 1649 г.

Все известные нам источники дают нам основания считать Россию земледельческой страной. Старец Нестор, составитель “Повести временных лет”, подчеркивает в легенде о призвании варягов: “Земля наша велика и обильна”. Древний славянский календарь с его названиями месяцев родился безусловно в земледельческом обществе, так как он делит время по ходу земледельческих работ: сечень, сухой, березозол, травень, кветень, серпень, вресень (от “врещи” – молотить). В былинном эпосе эпосе главнейшая фигура богатыря - Микула Селянинович, пахарь.

Это положение определяет и дальнейшую историю нашей страны. В земледельческой среде процесс образования классов мог протекать прежде всего в связи с появлением частной собственности на землю, наиболее сильным экономически классом мог стать в первую очередь класс землевладельцев, в их руках неизбежно должна была оказаться и власть. Основным производителем благ, необходимых для жизни человека и всего восточно-славянского общества в целом, был в это время свободный крестьянин, земледелец-общинник.

Форма присвоения феодалом прибавочного труда зависимых от него непосредственных производителей называется земельной рентой. Феодализм знает три последовательно развивающиеся формы земельной ренты, соответствующие трем этапам развития общества.

В период применения отработочной ренты (барщинного труда) производитель находится под прямым надзором и принуждением собственника или его представителя. Необходимым условием для осуществления этого надзора и принуждения является пребывание непосредственного производителя в непременной и непосредственной близости от землевладельца или его представителя. Примером отработочной ренты может служить челядь IX – XII вв.

При преобладании ренты продуктами непосредственный производитель имеет возможность располагать употреблением всего своего рабочего времени, он имеет больший простор для деятельности. Вместе с тем возникают большие различия в экономическом и правовом положении отдельных непосредственных производителей. Некоторые из них сами получают возможность эксплуатировать чужой труд. Непосредственный производитель при господстве ренты продуктами исполняет свой труд под собственной ответственностью, влияние государственного аппарата делается заметнее и ощутимее.

Для денежной ренты характерно, что отношения между зависимым и непосредственным производителем и земельным собственником превращаются в договорные, определяемые точными нормами закона, причем здесь происходит превращение части непосредственных производителей либо в арендаторов земли, либо в ее собственников, а другой части – в наемных работников. Утверждение денежной ренты означает переход от феодальных к капиталистическим отношениям.

Признаки отработочной ренты мы можем видеть в Русской Правде, в положении непосредственных производителей XI века.
В Правде Ярослава, известной нам в записи начала XI века, но по содержанию относящейся к более раннему времени – к X и отчасти IX веку, речь идет о мужах – рыцарях, хотя и вышедших из общин и успевших стать в значительной мере над ними, но еще не потерявших с ними связи, владеющих не только своими конями, доспехами и платьем, но и челядью. Несомненно, отношения рыцаря с челядью строятся на принципе отработочной ренты. Аналогичные примеры мы встречаем в Правдах, хронологически следующих за Древнейшей.

Рядовичи, закупы, вдачи, пущенники, задушные люди, изгои и, вероятнее всего, частично смерды работают на барской земле под непосредственным надзором приказчиков. Необходимость непосредственного принуждения (в частности, право применения физического наказания к закупам “про дело” даже по законам Владимира Мономаха, принятым после киевского восстания закупов) объясняется формой ренты – отработочной, соответствующей недостаточности государственного аппарата.

Однако здесь же возникают и развиваются новые формы ренты. Ярослав в 1031 г. посадил своих пленных на реке Роси.
В более поздних источниках мы видим, что пленные Ярослава и их потомки живут на этой земле и обрабатывают ее, в первую очередь в пользу князя. Очевидно, здесь применялись принципы ренты продуктами. Кроме того, продолжается рост землевладения, что не может не дать толчок к развитию этой формы ренты.

Рост крупного землевладения и включение новых пластов сельского населения в состояние феодальной зависимости при низком уровне производительных сил, не позволявшем организовать крупное хозяйство, неизбежно вызывают изменения в положении крестьянства.

Во-первых, уменьшается количество свободных крестьян-общинников и увеличивается количество зависимых крестьян.
Во-вторых, удельный вес старого барщинного хозяйства падает по сравнению с ростом доходов с оброчных сел и деревень. В связи с этим меняется экономическое и правовое положение крестьянства, появляются новые категории зависимых крестьян. В третьих, усиление государственного аппарата делает неактуальным непосредственное наблюдение и принуждение, характерное для прежнего периода, и тем самым ставит зависимого крестьянина в новое положение по отношению к владельцу и государству.

В дневнерусском праве крепостью назывался символический или письменный акт, утверждавший власть лица над известной вещью. Власть, укрепленная таким актом, давала владельцу крепостное право на эту вещь. Предметом крепостного обладания в Древней Руси были и люди. Такие крепостные назывались холопами и рабами. На древнерусском юридическом языке холопом назывался крепостной мужчина, рабой — крепостная женщина. В документах нет терминов “раб” и “холопка”: раб встречается только в церковно-литературных памятниках. Холопство и было древнейшим крепостным состоянием на Руси, установившимся за много веков до возникновения крепостной неволи крестьян. До конца XV в. на Руси существовало только холопство обельное, или полное, как оно стало называться позднее. Оно создавалось различными способами:

1) совершением сделки купли-продажи при соблюдении определённых условий, а именно: наличие свидетелей при покупке и оплата в присутствии самого холопа;

2) добровольным вступлением свободного лица в личное дворовое услужение к другому без договора, обеспечивающего свободу слуги;

Показательно, что плен в качестве источника рабства не упомянут, потому что он не был таковым. Далее в законе подчеркивается, что долг, взятый деньгами или хлебом, не превращает должника в раба, а лишь налагает на него
(вдача - должника) обязанность отработать свой долг в определённый срок.

Первые сведения о восточных славянах VI века н. э. дают представление о славянском обществе лишь как о частично вышедшем из стадии родо-племенного строя. Сколько-нибудь ясных указаний на структуру этого общества указанные источники не дают, но тем не менее показывают наличие в нем богатых и знатных и рабов. Однако рабы не были основой производства. Пленников не превращали безусловно в рабов, на них смотрели скорее как на средство получения выкупа. Основой производства оставался свободный земледелец-общинник.

Факт наличия рабов в то или иное время в том или ином обществе сам по себе очень мало говорит о характере производства и производственных отношений в данном обществе. Необходимо точнее определить место раба в производстве.

Вообще, в первом тысячелетии н. э. рабство у славян, по сообщениям римских авторов, носило патриархальный характер, пленных рабов отпускали за выкуп или включали в состав племени. Самые жесткие формы присущи рабству на ранних этапах государственности, когда в IХ-Х вв. рабы у славян являются предметом продажи и обогащения. В договорах с Византией (Х в.) фигурирует специальная “челядинная цена”. В XI в. в русском праве уже действует принцип, согласно которому раб не может быть субъектом правоотношений, вступать в договоры. Русская Правда считала холопов собственностью господина, сами они не обладали собственностью. За уголовные преступления холопов и нанесенный ими имущественный ущерб ответственность по его возмещению несли хозяева. За убийство холопа полагалось возмещение ущерба в 5 – 6 гривен (как за уничтожение вещи). Хозяин холопа за его убийство не привлекался к ответственности - за подобные случаи назначалось церковное покаяние.

Обельный холоп не только сам зависел от своего государя, как назывался владелец холопа в Древней Руси, и от его наследников, но передавал свою зависимость и своим детям. Право на обельного холопа наследственно, его неволя потомственна. Существенной юридической чертой холопства, отличавшей его от других, некрепостных видов частной зависимости, была непрекращаемость его по воле холопа: холоп мог выйти из неволи только по воле своего государя.

В Русской Правде отразились процессы, аналогичные римскому праву, где раб наделялся особым имуществом (пекулием) с правом распоряжаться им в хозяйственных целях в пользу господина. В Уставе о холопах (ст. ст. 117, 119 Пространной Правды) говорится о ведении торговых операций холопами по поручению хозяев.

Основным производителем в славянском обществе был не раб, а свободный член сельской общины, что характерно для Европы в целом. Это связано с тем, что крестьянин является более инициативным работником, так как сам заинтересован в качестве и количестве своей продукции. Однако из текста Русской Правды мы видим, что труд крестьянина не окончательно вытеснил труд раба. Рабство в Киевской Руси не развивается и имеет тенденцию к сокращению. В церковных хозяйствах, наиболее преуспевающих, рабский труд раньше, чем в хозяйствах светских землевладельцев, был окончательно вытеснен трудом крепостных. Так, к XIV веку на церковных землях рабы не встречаются вовсе.

О том, что рабство в Киевской Руси идет на убыль, говорит также и большое количество вольноотпущенников, которых Русская Правда и другие источники называют изгоями. Изгои – чаще всего вольноотпущенники, недавние рабы, главным образом сидевшие на пашне (упоминание об этом есть в летописях). Это одна из категорий крепостного состояния: изгои прикреплены к земле и передаются вместе с землей.

В Русской Правде община известна под двумя терминами - мир и вервь. Мир, или вервь, - это территориально-общинная организация. Ее члены знают границы своей территории, знают друг друга, помогают друг другу в случае возникновения непредвиденных обстоятельств. Например, на территории верви произошло убийство. В случае ненахождения убийцы члены верви несут коллективную ответственность - обычай, установившийся еще в период господства родового строя. Новеллой для общины стала дикая вира – взносы членов общины в “фонд выплаты штрафов”. Члены верви владеют землей на частном праве, имеют свое собственное движимое имущество, ведут индивидуальное хозяйство. Луга, леса и воды находятся в общем владении.

Однако из членов общины начинают выделяться богатые люди. У них больше земли, чем у рядовых общинников, обрабатывают ее они не лично, а пользуются трудом своей челяди. Они хорошо вооружены, могут укрепить своё жилище, могут защитить себя и своё имущество или сами организовать нападение, став во главе дружины. Часть этих богатых людей ведет свое происхождение от родовых старшин, другая, более многочисленная, достигла богатства и силы, сумев подчинить себе большое количество людей, используя внеэкономические методы принуждения. В этом процессе возникновения крупного землевладения и нужно искать корни крепостничества.

В договорах Руси с греками мы видим этих людей в довольно большом количестве. Это прежде всего сами князья и их родственники, а также окружающая их знать – бояре. Князья, их родственники и бояре являются крупными землевладельцами.
У них есть свои собственные дворы, иногда укрепленные замки, барская пашня, скот, но их хозяйство работает не для рынка, а для непосредственных нужд самого двора.

Если мы хотим наблюдать первых крепостных в наших источниках, мы прежде всего должны заглянуть в хозяйственную организацию боярской или княжеской вотчины. В центре вотчины стоит двор землевладельца, в котором живет либо он сам, либо его уполномоченный – огнищанин. Об огнищанине С.М. Соловьев говорит: “Объяснением слова огнищанин служит также позднейшее - дворянин, означающее человека, принадлежащего ко двору, дому княжескому, а не имеющего свой двор или дом, следовательно, и под огнищанином нет нужды разуметь человека, имеющего свое огнище. Под огнищанином разумелся только муж княж высшего разряда, боярин, думец княжеский, но не гридь, не простой член дружины, который собственно не принадлежал к огнищу или двору княжескому. К огнищанам, как видно из Правды, принадлежал тиун княж, но не вообще, а только огнищный и конюший”[2].

Огнищанину подчинены подъездной (сборщик поступлений с населения), заведующий конюшнями и тиуны; их жизнь охраняется самым высоким штрафом – 80 гривен. Далее следуют сельский и ратайный (пашенный) старосты; их жизнь охраняется штрафом лишь в 12 гривен.

Кроме княжеского или боярского жилища и помещений для вотчинного административного аппарата Русская Правда упоминает хозяйственные постройки – клеть. Называется также межа, отделяющая полевые участки, за нарушение которой назначается штраф в 12 гривен (для сравнения: кража коня карается лишь
3 гривнами).

После перечня лиц, принадлежащих к вотчинной администрации, идет барская челядь: “А за рядовича 5 гривень.
Тако же и за боярескъ”[3]. В этом случае штраф взимается не за убийство, а в качестве возмещения за потерянную рабочую силу. Все они находятся под юрисдикцией князя (боярина), их нельзя судить без позволения господина. Это же ограничение существует в отношении и огнищанина, и тиуна, и смерда, хотя есть и различия.

Рядович – это человек, заключивший с князем (боярином) ряд (договор). Русская Правда регулирует отношения князя с семьей рядовича в случае его смерти. Если рядович умирает до отработки оговоренного договором срока, не имея сына, который мог бы его заменить, его жена и дочь обязаны работать на князя из расчета отработки по 1 гривне в год. Таким образом, обязательства рядовича не прекращались с его смертью. Позднее зависимость этого типа стала называться кабалой.

В Пространной Правде очень четко описан один из видов рядовичей – закупы. Закупнем или наймитом называется работник, нанявшийся на известный срок и за известную плату, которую он получает вперед, в виде займа. Если наймит бежит от господина до срока, то становится полным (обельным) холопом, обелью. Наймит обязан платить господину за вред, причиненный по его вине хозяйству; господин может бить наймита за вину; но если будет бить без вины, то обязан заплатить за обиду, как свободному, а наймит в этом случае имеет право жаловаться князю или судьям.
Если господин захочет продать наймита как обель, то наймит получает полную свободу без обязанности выплатить господину взятое вперед, а тот должен заплатить за обиду определенную сумму. За преступления наймита перед правительством отвечает господин, при этом закуп становится ему обельным холопом.
Одна из разновидностей закупа – ролейный закуп, который работает в хозяйском поле, хозяйским инвентарем, отвечает за его пропажу и порчу и имеет надел для ведения самостоятельного хозяйства. Ролейный закуп защищен он несправедливых побоев штрафом, введенным Владимиром Мономахом после восстания 1113 г. в Киеве.

В науке существует ряд мнений о смердах, их считают свободными крестьянами, феодально-зависимыми, лицами рабского состояния, крепостными и даже категорией, сходной с мелким рыцарством. Но основная полемика ведется по линии свободные - зависимые (рабы). Важное место в обосновании мнений имеют две статьи Русской Правды.

Статья 26 Краткой Правды, устанавливающая штраф за убийство рабов, в одном прочтении гласит: “А в смерде и в холопе
5 гривен” (Академический список). В Археографическом же списке читаем: “А в смердьи в холопе 5 гривен”. В первом прочтении получается, что в случае убийства смерда и холопа выплачивается одинаковый штраф. Из второго списка следует, что смерд является владельцем холопа, которого убивают. Разрешить ситуацию невозможно.

Статья 85 Устава Владимира Мономаха гласит: “Аже смердъ умреть, то заднивдо князю; аже будуть дщери у него дома, то даяти часть на не; аже будуть за мужем, то не даяти части им”[4]. Большинство исследователей трактует ее таким образом, что после смерти смерда его имущество переходило целиком к князю, и он человек “мертвой руки”, то есть не способен передавать наследство[5].

Однако трудности определения статуса смерда на этом не кончаются. Смерд по ряду источников выступает как крестьянин, владеющий домом, имуществом, лошадью. За кражу его коня закон устанавливает штраф 2 гривны. За “муку” смерда устанавливается штраф в 3 гривны. Русская Правда нигде конкретно не указывает на ограничение правоспособности смердов, есть указания на то, что они выплачивают штрафы (продажу), характерные для свободных граждан.

Русская Правда всегда указывает при необходимости на принадлежность к конкретной социальной группе (дружинник, холоп и т.д.). В ряде статей о свободных людях именно свободные и подразумеваются, о смердах речь заходит лишь там, где их статус необходимо специально выделить.

Однако очевидно, что Русская Правда выделяет два вида смердов – свободный (государственный) и зависимый (господский). Русская Правда говорит преимущественно о зависимых смердах. Они судятся хозяином, их убийство рассматривается как имущественный ущерб хозяину, возникает право мертвой руки, когда имущество умершего без наследника (мужского пола) смерда переходит хозяину.

ПОЛОЖЕНИЕ КРЕСТЬЯНСТВА В ПЕРИОД ФЕОДАЛЬНОЙ РАЗДРОБЛЕННОСТИ

В удельное время, в тот период, когда еще совершалось заселение северо-восточных княжеств славянским племенем, состав общества в княжествах был очень неопределенным. В общем потоке колонизации, шедшей с Днепра и с Ильменских рек в Поволжье, население не сразу становилось оседлым, перемещалось и бродило, двигаясь постепенно в восточном и северо-восточном направлении. Только князья, хозяева уделов, сидели неподвижно в своих удельных владениях. Вынужденные вести свое хозяйство и содержать дружину при условии непрерывной подвижности, “текучести” всего народонаселения, князья выработали особые приемы хозяйства и управления. Они не могли сразу остановить переселенческий поток, задержать население в своих волостях и прикрепить его к своему уделу. Народ приходил в их удел и уходил из него свободно, без доклада князю и без его позволения. Поэтому князья старались закрепить за собой отдельных лиц. Они или принимали их к себе на вольную службу по договору (это были их бояре и слуги вольные), или же покупали их и кабалили как рабов (это были их “люди”, или холопы). Из тех и других составлялся “двор” князя, соответствующий дружине киевского периода.
С помощью этого двора князь управлял своим уделом, защищал его и вел свое хозяйство. Бояре и вольные слуги были его советниками и полководцами, а “люди” составляли войско и работали на его пашне и промыслах. Часто князья приглашали неимущих свободных людей селиться на княжеской земле с условием служить и работать в пользу князя, причем если такой слуга не исполнял своих обязанностей, его лишали данной ему земли. Из этих слуг
“под дворским” (то есть подчиненных княжескому дворскому, или дворецкому) составлялся особый, средний разряд княжеских людей — не холопов, но и не вполне свободных. Только перечисленные разряды слуг, от бояр до холопов, находились в непосредственном подчинении князю; а из них только “люди” были подданными князя, то есть находились в принудительной от него зависимости. Остальные могли от него уйти к другому князю, — или теряя свою землю, если это были слуги под дворским, или сохраняя все свои земли, если это были слуги вольные.

Положение удельных крестьян,
их связь с общиной

Таковы были отношения удельных князей к тем, кто им служил. Все же прочие лица, жившие в уделе князя, носили общее наименование “христиан”, или “крестьян”, и не находились в личной зависимости от князя. Как в городах (посадах), так и в сельских волостях они были устроены в общины, или миры. Князь знал, что в какой-либо его волости жили крестьяне. Он приказывал счесть количество крестьянских дворов, назначал с них со всех один общий податный оклад, тягло, и поручал самим же крестьянам в известные сроки (на Рождество, на Петров день) доставлять ему свою подать. Люди приходили в эту волость и уходили из нее без ведома и разрешения князя. Крестьянский мир их принимал и отпускал; он облагал их податью в общий оклад; выборные старосты собирали эту подать и отвозили князю. И так шло из года в год, до тех пор, пока князь не приказывал (заметив убыль или прибыль крестьянских дворов в данной волости) снова переписать дворы и уменьшить или увеличить сумму мирского платежа. При таком порядке крестьяне знали не князя, а крестьянский мир; а князь был равнодушен к тому, что тот или другой его крестьянин уйдет к соседнему князю. Прямого ущерба от этого для князя не было. Такой же свободой перехода крестьяне пользовались и на частных боярских землях. Приходя на землю, они составляли арендное условие, порядную, и в порядной определяли свои обязанности и платежи господину; уходя от господина, они в известном порядке отказывались от земли.

Итак, крестьянин удельной Руси был вольным хлебопашцем, сидевшим на чужой земле по договору с землевладельцем; его свобода выражалась в крестьянском выходе или отказе, то есть
в праве покинуть один участок и перейти на другой, от одного землевладельца к другому.

Источники права в период
феодальной раздробленности

К сожалению, мы лишены возможности четко проследить процесс закрепления крепостничества в XIII – XIV вв. из-за отсутствия источников, аналогичных Русской Правде. Поэтому мы пользуется разрозненными документами, которые содержат лишь косвенные указания на положение крестьянства в тот или иной период.

С точки зрения укрепления феодального хозяйства и упорядочения государственного аппарата необходимо признать период феодальной раздробленности шагом вперед. Крупные владимирские, галицкие, новгородские и другие землевладельцы могли освободиться от власти Киева и создать свои собственные политические миры только при условии расширения своего богатства и вытекающего отсюда политического влияния.

От этого периода до нас дошли отрывок Новгородской
Судной грамоты, полный вариант Псковской Судной грамоты, особая редакция Вислицкого статута 1374 г. в редакции для Галицкой земли. Псковскую и Новгородскую Судные грамоты мы имеем в списке XV века, где хронологические наслоения затушеваны настолько, что мы лишены возможности следить за развитием общественных отношений за время, предшествующее последнему списку.

Очень показателен Вислицкий статут, относящийся к XIV веку. Особый интерес представляет то, что он очень заметно связан с Русской Правдой. В основном тексте Статута, составленном для Польши, и в несколько сокращенном виде в Галицком варианте есть очень показательная статья, отменяющая право мертвой руки, зафиксированное как в Польской, так и в Русской Правдах:
“Аже смердъ умреть, то заднивдо князю; аже будуть дщери у него дома, то даяти часть на не; аже будуть за мужем, то не даяти части им”[6]. Подобное положение содержит и Устав Ярослава относительно церковных имуществ: “Безатщина[7] епископу идет”.

Вислицкий статут отменяет этот закон как для всей Польши, так и для Галицкой земли, называя его “противоречащим справедливости и бессмысленным” (Consvetudo vero contaria et absurda), и устанавливает новое положение: крестьянин может распоряжаться своим имуществом по своему усмотрению; при получении наследства наследник должен внести в свою приходскую церковь келих (calix) – 1,5 гривны (в Галицком статуте). Для того, чтобы признать закон, существовавший века, абсурдным, необходимы серьезные основания. Они появились в результате перехода от отработочной к оброчной ренте, когда в интересах землевладельца стало предоставление возможности оброчному крестьянину достигнуть более высокого материального уровня с целью повышения его рентабельности.

В Вислицком статуте Галицкой редакции имеется также статья, которая в современном переводе звучит следующим образом: “Часто села панов делаются пустыми, крестьяне уходят от своих панов не по закону. Мы со своей радой постановляем, что крестьяне массой не имеют права уходить из одного села в другое, а лишь один или два раза, и то с разрешения пана, за несколькими исключительными случаями: если пан изнасилует дочь крестьянина или жену, или отберет у крестьянина имущество, или когда пан попадет под церковное отлучение в течение года. Если же отлучение будет длиться года три или четыре, то все крестьяне могут уйти от него, куда хотят”. Видно, что галицкий крестьянин XIV века может менять место жительства и хозяина лишь с позволения своего землевладельца. Однако нет оснований думать, что все крестьяне Галицкой земли оказались в таком положении. Наличие здесь и свободного крестьянства несомненно.

Так дело обстоит в XIV веке в Галицкой земле. Разумеется, что мы не имеем права безоговорочно проецировать эти наблюдения на другие русские земли. Каждая из них имеет особенности, к сожалению, далеко не всегда доступные изучению за отсутствием источников.

Для того, чтобы правильно подойти к исследованию положения крестьянства в период XII – XIV вв., необходимо рассматривать историю крестьян в отдельных частях Руси с учетом экономических и политических особенностей каждой из них и изучать каждую известную нам категорию зависимых людей.
Те же основные две группы зависимого крестьянства, которые характерны для Киевской Руси, существуют и развиваются в период феодальной раздробленности и формирования централизованного государства. Это непосредственные производители, владеющие средствами производства, попавшие в зависимость к землевладельцам путем внеэкономического принуждения, и крестьяне, лишившиеся средств производства и тем самым экономической необходимостью вынужденные идти в кабалу.

Путь внеэкономического принуждения, наиболее характерный для средневековья, приводил в зависимость от феодалов огромные массы крестьянства. К счастью, мы имеет в своем распоряжении первоклассный, единственный в своем роде источник, довольно полно показывающий положение зависимого крестьянства.
Это грамота Владимирскому монастырю Константина и Елены
1391 г. Тут интересно все. Прежде всего повод возникновения грамоты. Вместо заболевшего игумена монастыря Царка прибыл новый, Ефрем. Он захотел изменить положение монастырских крестьян. Те решительно протестовали. А так как монастырь был вотчинный Московского митрополита, то крестьяне обратились к нему с жалобой на нового игумена. Митрополит отнесся к крестьянской жалобе с вниманием, и это говорит о том, что крестьяне еще не были совершенно бесправны.

Митрополит допросил старого игумена, который жил тогда в Москве, произвел расследование на месте во Владимире. Выяснилось, что в монастырской вотчине существовало две категории крестьян – большие и пешеходцы, т.е. безлошадные.
Их повинности по отношению к монастырю различны. Большие должны “церковь наряжати, монастырь и двор тынити, хоромы ставить, игуменов жеребей весь рольи орать взгоном (т.е. сообща), и сеяти и пожати и свезти, сено косити десятинами и по двор свезти, ез бити и вешней и зимней, сады оплетать, на невод ходить, пруды прудить, на бобры им в осенине поити, и истоки им забивати; а на Велик день и на Петров день приходят к игумену, что у кого в руках”. Пешеходцы же должны “к празднику (21 мая) рожь молоти и хлеб печи, солод молоть, пива варить, на семя рожь молотить; а лен даст игумен в села, и они прядут, сежи и дели неводные наряжают”.

Кроме того, все крестьяне “дают из сел… на праздник яловицу”, а также обязаны кормить игумена и его коней, если игумен приезжает в села.

Таким образом, мы получаем довольно подробное изображение крестьянских повинностей по отношению к монастырю, который живет крестьянским трудом, то есть на натуральном хозяйстве. Монастырь не связан с рынком, если не считать необходимости покупать виноградное вино к церковной службе и сукно на одежду игумену и братии.

Тут же отчасти раскрывается и юридическое положение этих крестьян. Они зависимы от монастыря, иначе не стали бы работать на него. Более того, это положение обычно и является нормой для крестьян, которые протестуют лишь против ухудшения их положения. Митрополит расследовал жалобу крестьян и составил грамоту, в которой, в частности, говорится: “ходите же вси по моей грамоте; игумен сироты держи, а сироты игумена слушайте, а дело монастырское делайте”. Надо полагать, ни митрополит, ни игумен, не были заинтересованы в изменении обычного порядка, кроме того, они могли опасаться крестьянского перехода, который еще не был отменен.

Перечень повинностей крестьян Константиновского монастыря XIV века показал нам с полной очевидностью натуральный, замкнутый характер монастырского хозяйства.
Так было еще в конце XIV века.

Через сто лет здесь произошли заметные перемены. В конце XV века игумен этого монастыря обратил внимание на то, что монастырские крестьяне на себя стали пахать много, а на монастырь пашут по-прежнему мало. Он обратился к митрополиту с предложением изменить положение, и митрополит прислал в монастырь землемера с поручением перемерить монастырскую землю и по-новому разверстать ее между крестьянами. В среднем крестьянину давали 15 десятин (в трех полях). Кто хотел получить больше, мог взять на себя и больше, кто боялся не справиться с
15 десятинами, мог брать меньше. Но каждый крестьянин должен был пахать 20 % на монастырь.

Прекращение рабства
и рост крепостничества

В связи с крупными изменениями в производстве и производственных отношениях, на базе чего протекал процесс образования централизованного государства, исчезали остатки полного холопства, и рабский труд окончательно вытеснялся другими, более прогрессивными формами эксплуатации производителя.

Массовый характер приняла тенденция к предоставлению вольных холопам. Огромное количество обедневших людей в конце XV – первой половине XVI вв. не превращались в рабов. Рабство даже в той измененной форме, которая наблюдается в процессе феодализации России, продолжало весьма заметно уступать место более прогрессивным формам труда – крепостному и наемному.

Стоит обратиться хотя бы к судьбам актов, оформлявших в древности положение различных категорий эксплуатируемой массы. История “полной грамоты”, договора о поступлении в полное холопство, характерна. Этот вид акта постепенно сдает свои позиции, пока в конце XVI века не прекращает своего существования вовсе. Исследователи находят последние упоминания в законодательных актах о полных холопах в конце
XVI века, в материалах начала XVII века они уже не встречаются.

Этапы в истории полного холопства, отраженные в законодательных памятниках, имеющихся в нашем распоряжении, позволяют нам подтвердить этот вывод. Тенденция Русской Правды ограничить источники полного холопства уже отмечалась выше.
Там прямо указывается на три источника: продажа, женитьба на рабе без ряда и поступление на службу в тиунство и ключничество без ряда. В данном случае особый интерес представляет третий источник.

Русская Правда гласит: “А се третьее холопьство: тивуньство без ряду или привяжеть ключь к себе без ряду, с рядомь ли, то како ся будеть рядиль, на том же стоить”[8]. В статье 66 Судебника 1497 г. читаем: “По полной грамоте холоп. По тиуньству и по ключю по сельскому холоп з докладом и без докладу, <…> а по городцкому ключю не холоп”[9]. Судебник 1550 г. в статье 76 развивает это положение: “А по городскому ключу не холоп… А по тиунству без полные и без докладные не холоп, а по сельскому ключу без докладные не холоп”[10].

Закон о добровольной службе 11 октября 1555 г. запретил холопить наемных слуг, в 1556 г. устанавливается пожизненное холопство пленных, в 1558 г. назначается смертная казнь за составление подложной крепости на вольного человека, указ
15 октября 1560 г. запрещает должникам идти в холопы даже при их собственном желании и, наконец, в 1597 г. запрещается продажа в рабство совсем.

По Русской Правде закуп обращался в полного холопа, если господин платил за него в случае кражи, а по Судебнику 1550 г.
(ст. 89) крестьянин, выданный его же господину на поруки за преступление, не лишался права выхода. В таком случае требовалась от отказчика – человека, вербующего крестьян, желающих переменить хозяина - порука, что он представит отказывающегося крестьянина в суд, если на него возникнет какое-либо новое дело.

Несмотря на то, что в более поздних источниках мы встречаем упоминание о холопах, следует заметить, что изменилась сущность общественного явления, обозначаемого этим термином. Перед нами не рабы, а крепостные крестьяне. Определимся. Раб отличается от крестьянина тем, что у раба нет своих средств производства, он сам является средством производства, это живой рабочий инвентарь. Крепостные же известны нам и под термином страдники, люди страдные. Это посаженные на землю люди, прикрепленные к ней: вместе с ней они передаются по наследству, вместе с ней отпускаются на волю.

НАЧАЛО РЕГЛАМЕНТАЦИИ ПОЛОЖЕНИЯ КРЕСТЬЯН В ОБЩЕГОСУДАРСТВЕННОМ МАСШТАБЕ

В Московской Руси из полного холопства выделились различные виды смягченной, условной крепостной неволи. Так, из личного услужения, а именно из службы приказчиком по господскому хозяйству, тиуном или ключником, возникло в конце XV или в начале XVI в. холопство докладное, названное так потому, что крепостной акт на такое холопство, докладная грамота,
утверждался с доклада наместнику. Это холопство отличалось от полного тем, что право на докладного холопа включало другие условия, иногда прекращалось со смертью господина, иногда передавалось его детям, но не более. Еще одним видом неполного холопства являлось закладничество. Оно возникало в разные времена на разных условиях. Первоначальным и простейшим его видом был личный заклад, или заем, с обязательством должника работать на заимодавца, живя у него во дворе. Закуп времен Русской Правды, закладень удельных веков, как и закладчик XVII в., не были холопами, потому что их неволя могла быть прекращена по воле заложившегося лица. Долг погашался или его уплатой, или срочной отработкой по договору.

В этот период было ограничено число инстанций, которые выдавали грамоты на владение холопами ("полные") – такое право сохранилось только за наместниками и боярским судом. Впервые введена статья о бежавших из плена холопах: “такой холоп свободен, а старому государю не холоп”. Кроме того, в городском хозяйстве господина отныне работали свободные люди, а дети холопов освобождались. Утверждение, что ст. 57 способствовала закрепощению крестьян, сомнительно. Она только устанавливает единый для всей Русской земли срок отказа. Это только подтверждение достигнутого политического единства страны. Размер пожилого по Судебнику 1497 г. зависел от природных условий и сроке требования крестьянина вотчине.

Бывали закладные, по которым закладник обязывался не погашать службой самого долга, а только оплачивать проценты, служить “за рост”, и по истечении условленного срока возвратить “истину” — занятой капитал. Заемное письмо в Древней Руси называлось кабалой. Личная зависимость, возникавшая из обязательства служить за рост, укреплялась актом, который в отличие от заемной кабалы с личным закладом на условии отработки назывался в XVI в. служилой кабалой или кабалой за рост служити. С конца XV в. в документах появляются кабальные люди; но в них долго еще незаметно признаков кабального холопства. Заемная кабала под личный заклад была собственно заживной, давала закладнику право зарабатывать взятую вперед ссуду без роста, погашать беспроцентный долг. По кабале ростовой, получившей специальное название служилой, кабальный своей службой во дворе заимодавца зарабатывал только проценты, не освобождаясь от возврата капитала в условленный срок, или урок.

Закладничество на условии службы за рост переработалось, правда, в холопство, только не в полное, а в кабальное. Выдача головой до искупа при обычной несостоятельности выданных подвергала их бессрочной отработке займа. Так, в кабальную службу за рост входило и погашение самого долга, личный заклад под заем превращался в личный наем с получением наемной платы вперед. Это соединение службы за рост с погашением долга и личный характер кабального обязательства стали юридическими основами служилой кабалы как крепости; ими полагался и предел кабальной службы. Как личное обязательство, связывавшее одно лицо с другим, служилая кабала теряла силу со смертью одной из сторон. В XVII в. встречаем по местам кабалы с обязательством кабального “у государя своего служить во дворе до своей смерти”. Но в случае смерти господина раньше холопа это условие нарушало личный характер кабалы, заставляя кабального служить жене и детям умершего как бы наследственно.

Между тем, было два рода дворовых слуг, для которых установился другой предел службы — смерть господина.
Указ 1556 г. постановил, что пленник, выданный в холопство по суду, служит господину “до его живота”. С другой стороны, некоторые на том же условии поступали просто в личное услужение не только без займа, но и без найма. Встречаем служилую кабалу 1596 г., в которой вольный человек обязуется служить не за рост, без займа, “по живот” господина, которому после своей смерти отпустить слугу на волю с женой, детьми “и что у него живота наживет, и в приданые его и детей не дати за своими детьми”.
Здесь перед нами три условия, в которых выражался личный характер служилой кабалы: пожизненность владения кабальным, неотчуждаемость этого владения и право кабального на добытое на службе имущество. Эти условия, также вошедшие в юридический состав кабальной службы, здесь устанавливаются договором; по крайней мере, до 1597 г. не известны указы, узаконившие их для кабальных с воли. С установлением пожизненности служилая кабала получила характер холопьей крепости: кабальный сам по договору отказывался от права выкупиться, и его неволя прекращалась только смертью или волей господина.

В указе 1555 г. служилая кабала появляется со значением крепости, крепостного акта, наряду с полной и докладной, а в одном завещании 1571 г. встречаем и термин кабальные холопы и робы вместо обычного дотоле выражения кабальные люди или просто кабальные. Тогда же становится известна и новая форма служилой кабалы: вольный человек, один или с женой и детьми, занимал у известного лица, обыкновенно у служилого человека, некоторую сумму всегда ровно на год, от определенной даты до той же даты следующего года, обязуясь “за рост у государя своего служити во дворе по вся дни, а полягут деньги по сроце и мне за рост у государя своего потому же служити по вся дни”. Эта стереотипная форма показывает, что она составилась по норме срочной закладной с закладом лица, а не вещи, и с предвидением просрочки.
Такие закладные нередки и сходны со служилыми кабалами в условиях и даже в выражениях.

Мы дали такое достаточно подробное описание холопства на Руси, т.к. после XV в. положение холопов и крестьянства, как мы покажем в дальнейшем, неуклонно сближается, и многие обычаи, правила и законы в отношении холопства, станут в дальнейшем служить образцом для установления отношений между землевладельцами и крестьянами, что в конечном счете будет способствовать установлению крепостного права.

В связи с процессом объединения княжеств в единое Русское государство, в связи с тенденцией общерусской власти создать общерусские правовые нормы предпринимается и первая попытка создания общерусского положения о крестьянах.

До этого времени каждое княжество разрешало вопросы внешней и внутренней политики самостоятельно. Каждое крупное княжество создало свой собственный законодательный кодекс (Новгородская Судная грамота, Псковская Судная грамота, Рязанские законы, которые исследовал Татищев и до нас не дошедшие). После соединения этих разрозненных формирований в одно Русское государство стал особенно актуальным вопрос о новом общегосударственном кодексе.

Таким кодексом явился Судебник Ивана III 1497 г.
Первое упоминание о судебнике имеется в записках о Московии австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна, бывшего послом императора Максимилиана I при дворе Василия III. Судебник дошел до нас в одном списке. Рукопись была найдена во время археологической экспедиции по монастырям московской губернии и изучения их архивов в 1817 г. П.М. Строевым и опубликована им совместно с К.Ф. Калайдовичем в 1819 г. в виде "Законов Ивана III и Ивана IV" в Санкт-Петербурге. Эта рукопись до сих пор остается единственным известным списком судебника и хранится в фонде госдревнехранилища Центрального Государственного архива древних актов в Москве.

Одним из важнейших вопросов государственной важности был, несомненно, крестьянский вопрос. Знаменитая
статья 57 гласит:

“А хрестьяном отказыватися из волости [в волость], из села в село один срок в году, за неделю до Юрьева дня осеннего и неделя после Юрьева дня осеннего. Дворы пожилые платят в полех за двор рубль, а в лесех полтина. А который христианин поживет за кем год да пойдет прочь, и он платит четверть двора, а два года поживет да пойдет прочь, и он полдвора платит; а три годы проживет, а пойдет прочь, и он платит три четверти двора; а четыре годы проживет, и он весь двор платит”[11].

Б.Д. Греков пишет: “Об этой статье писано было очень много, но и сейчас она представляется не вполне ясной. Неясно, о каких именно крестьянах здесь идет речь: обо всех ли зависимых или же только о тех, кто жил за своим хозяином временно – год, два, три, четыре. Наиболее вероятным я считаю, что тут перед нами опыт создания закона для всех зависимых крестьян: первая часть статьи имеет характер обобщающий, вторая часть (“А который христианин…”) имеет в виду ту группу крестьян, которая нам известна под именем новоприходцев, серебреников и др., то есть живших за своим хозяином по срочному договору, который на практике очень часто превращался в очень длительный.
Если именно так понимать эту статью Судебника, то отсюда будет следовать вывод, что власть централизующегося русского государства подчеркивала право крестьянина по договоренности со своим хозяином “отказыватися”, уходить от хозяина в один срок в году приблизительно с 19 – 20 ноября по 2 – 3 декабря”[12].

Статья 57 Судебника 1497 г. Ивана III ограничила право “отказа” крестьян от земли, закрепляя один обязательный общегосударственный срок выхода – неделю до Юрьева дня и неделю, следующую за этим днем. Первоначально право это не было стеснено законом; но само свойство земельных отношений налагало обоюдное ограничение как на это право крестьянина, так и на произвол землевладельца в отношении к крестьянину: землевладелец, например, не мог согнать крестьянина с земли перед жатвой, как и крестьянин не мог покинуть свой участок, не рассчитавшись с хозяином по окончании жатвы.

Предполагается, что с 60-х гг. XV в. начали производить переписи крестьян, обязанных нести тягло. Их записывали вместе с их землями в особые “писцовые книги” и тех, кто попал в книгу, считали прикрепленными к той земле, на которой он был записан. Эти “письменные” крестьяне (“старожильцы”) уже не выпускались со своих мест; могли переходить с места на место только люди “неписьменные”, то есть не записанные в книги (“пришлые”), которых землевладельцы прикрепляли к земле в основном с помощью ссуд. Правом перехода в Юрьев день пользовались те крестьяне, которые не “застарели” за своими землевладельцами.

Для привлечения на свою землю крестьян землевладелец пользовался различными средствами и способами. Самыми распространенными из них были:

1) поиски через отказчиков крестьян, желающих переменить хозяина;

2) выдача “серебра”, т.е. денежной суммы, обязывающей крестьянина работать на своего господина, - кабала;

3) предоставление крестьянину участка земли и инвентаря на известных условиях, оговариваемых в договоре – порядная запись.

Крестьяне-старожильцы – наиболее многочисленный тип зависимых крестьян в XV – XVI вв. Это крестьяне, издавна живущие за своими господами на участках земли, которыми они издавна владеют и с которых несут как государственные тягловые повинности, так и землевладельческие – оброчные и барщинные.

Приблизительно с конца XIV до начала XVII в. среди крестьянства центральной окско-волжской Руси идет непрерывающееся переселенческое движение, сначала одностороннее — на север за верхнюю Волгу, потом, с половины XVI в.,
с завоеванием Казани и Астрахани, двустороннее — еще и на
юго-восток по Дону, по средней и нижней Волге. Среди этого движения в составе крестьянства обозначились два слоя: сидячий, оседлый — это старожильцы, и перехожий, бродячий — пришлые.

Старожильство означало давность местожительства или принадлежности к обществу, городскому или сельскому.
Но первоначально оно не определялось точным числом лет: старожильцами считались и крестьяне, сидевшие на своих участках 5 лет, и крестьяне, говорившие про занимаемые ими земли, что их отцы садились на тех землях.

Само по себе старожильство не имело юридического значения в смысле ограничения личной свободы старожильцев.
Но оно получало такое значение в связи с каким-либо другим обязательством. В обществах черных и дворцовых крестьян такова была круговая порука в уплате податей. Старожильцы образовывали в таких обществах основной состав, на котором держалась их податная исправность; разброд старожильцев вел к обременению остававшихся и к недоимкам. Кто уходил, не платил ничего; а кто оставался, тот должен был платить за себя и за ушедших.
Насущной необходимостью этих обществ было затруднить своим старожильцам переход на льготные земли, особенно церковные. Выход затруднялся и уплатой довольно значительного пожилого, которое рассчитывалось по числу лет, прожитых уходившим старожильцем на участке; расчет становился даже невозможным, если во дворе десятки лет преемственно жили отец и сын.
Поэтому крестьянские миры сами просили у государя права не выпускать из общины “старожильцев” - письменных крестьян. Навстречу тягловым нуждам черных и дворцовых обществ шло и правительство, уже в XVI в. начинавшее укреплять людей к различным состояниям, к тяглу или к службе, чтобы обеспечить себе прочный контингент тяглых и служилых людей. Двусторонние условия привели к тому, что частные и временные меры, обобщаясь, завершились к началу XVII в. общим прикреплением старожильцев не только к состоянию, но и к месту жительства.

Таким образом государственные и дворцовые крестьяне были прикреплены к земле и образовали замкнутый класс: ни их не выпускали на владельческие земли, ни в их среду не пускали владельческих крестьян, и это обособление является в подмогу круговой поруке для обеспечения податной исправности сельских обществ. Такое прикрепление вряд ли имело что-то общее с крепостным правом. Это чисто полицейская мера.

На владельческих землях так же, как и на черных и дворцовых, существовал слой старожильцев, но с иным характером. Там старожильцы — основные кадры, которые поддерживали тягловую способность сельских общин, несли на своих плечах всю тяжесть круговой поруки; здесь — это наиболее задолжавшие, неоплатные должники.

В ходе переселенческого движения за счет центра заселяются юго-восточные окраины, верхняя Ока, верхнее Подонье, среднее и нижнее Поволжье. Сельское население центра сильно редеет. Остававшиеся на старых местах крестьяне сидят на сокращенных пахотных участках. Одновременно с сокращением крестьянской запашки увеличивается барская пашня, обрабатываемая холопами за недостатком крестьянских рук. Стремясь не допустить сокращения крестьянских хозяйств, помещик образовывал усиленной ссудой (деньги, семена, рабочий скот и т.п.) новых домохозяев из неотделенных членов старых семей, из сыновей, младших братьев и племянников. Так же нуждались в увеличенной ссуде и “пришлые” крестьяне для поднятия новых земель. Ссуда также часто навязывалась крестьянину, чтобы закрепить его на земле.
Таким образом, землевладелец обязывал крестьян сидеть у себя до отработки долга. При невозможности выплатить долг, что случалось довольно часто, крестьянин попадал в неоплатные должники, и следовательно, ни он, ни члены его семьи не могли уйти от землевладельца, фактически попадая в крепостную зависимость от него. Ссуда создавала отношения, в которых владельческому крестьянину приходилось выбирать между бессрочно-обязанным крестьянством и срочным холопством. Это было не полицейское прикрепление к земле, какое установила круговая порука для государевых черных крестьян, а хозяйственная долговая зависимость от лица, от землевладельца-кредитора по общему гражданскому праву.

Что касается юридической стороны вопроса, то четко определить механизм регулирования отношений с крестьянами-старожильцами крайне сложно. Как правило, они не могут уходить от феодала без его разрешения, которое выдается по соглашению на известных условиях. Вероятнее всего, в период феодальной раздробленности эти условия были неодинаковы в различных княжествах. С возникновением централизованного государства появилась тенденция к упорядочению подобных отношений.
Однако наличие ряда отдельных пожалований и распоряжений указывает на то, что в середине XV века на Руси еще не существовало общего положения о крестьянах-старожильцах.

Из тех же источников следует, что землевладельцы стремились удержать их за собой, и именно крестьяне этой категории были первыми потерявшими право ухода от своего господина. Мы уже видели, что первый общегосударственный закон о зависимых крестьянах не лишал их права перехода, даже подчеркивал это право. Отсюда мы должны сделать вывод: так как предыдущая законодательная практика по крестьянскому праву не была единой, то общегосударственная норма, внося в эту сторону жизни определенный принцип, вводила известный единый порядок как для тех крестьян, которые пользовались правом выхода при условии соглашения с хозяином, так и для тех, кто этого права до сих пор не имел.

Крестьяне-серебреники – это люди, поступавшие
в зависимость к богатым людям, получая от них в момент заключения договора некоторую сумму денег – “серебро”. Это старый способ экономического принуждения, отраженный в Русской Правде в институте рядовничества-закупничества. В конце XV – начале XVI века появляется определение этого вида зависимости – “кабала за рост служити”.

Количество зависимых людей этого типа резко возрастает
во второй половине XV века, когда вместе с резким ростом экономической и политической активности увеличивается количество вольных крестьян, открытых к установлению прежних отношений в неких новых формах. Тогда же вырабатывается
и единая форма договора. Например:

“Доложа великого князя Ивана Ивановича [боярина] Ивана Дмитреевичь Кабякова, се аз Тимоши… сын, занел есми, господине, у Якова у Алексеева… 3 рубли денег от Фролова дни на год, и те [есми] деньги платил старому своему государю Ни…ме Ульянову сыну Матова. А за рост мне у [него рабо]тать; а не похочю у него работать до сроку, [и мне ему его] деньги дати все и с ростом по розчету, как [дают на] пять шестой. А полягут деньги по сроце, и мне у него работать по тому ж, а не отниматись [мне от сея] кабалы ни полетною, ни изустною. На докладе были Иван Глебов сын да Иван Есипов сын лета… А подписал великого князя дьяк Андрей Федоров сын Слюнин. Есипов”.[13]

Следует заметить, что иногда эта сделка носила чисто формальный характер, когда закабаляемый человек либо не получал от хозяина ничего, либо передавал полученную сумму прежнему хозяину, осуществляя таким образом переход, а его правовое положение не менялось.

Серебреники встречаются как в деревне, так и в городе. Судебник подчеркивает, что кабалу могли давать на себя только свободные и не подлежащие военной службе люди. Для правовой характеристики служилой кабалы важно, что первоначально кабальный человек имел право уходить от своего хозяина, не дожив года, но в этом случае он обязан был уплатить ему не только сумму, обозначенную в кабале, но и проценты. Дальнейшую судьбу кабальных людей мы не можем проследить достаточно полно. Имеется лишь несколько жалованных грамот середины XV века, позволяющих установить, что положение серебреников меняется в сторону стеснения их правомочий.

В этих грамотах указывается на некоторые разновидности широкого понятия серебреников. Это серебреники, половники (люди, работающие по договору исполу), рядовые (люди, подписавшие ряд – договор) и юрьевские (люди, заключившие договор на год, от Юрьева дня до Юрьева дня). Последние две категории обобщаются термином слободные люди.

Крестьяне-новоподрядчики – это крестьяне, вновь поселившиеся на участке землевладельца на основании подряда (договора). Подрядные записи дошли до нас от середины XVI века, но обострение интереса к расширению площади доходной земли началось еще во второй половине XV века.

Самым распространенным способом привлечения крестьян была выдача вперед денег и инвентаря на обзаведение и предоставление льгот по взносам и натуральным повинностям на несколько лет. Вот пример подрядной записи:

“Се яз Микифор Яковлев сын да яз Софонтей Афанасьев сын Васильевы крестьяне Басланова из деревни из Замошья дали есмя на собя запись Вежицкому слуги Тимохы Павлову сыну в том, что порядилися есмя за Николу Чюдотворца в Заверяжской погост на деревню в Липовец на штину обжы. А взяли есмя подмоге 2 рубля московскую да льготы на 2 годы – в монастырь дани не давати, и не ходити на дело от лета 7085 до лета 87. А живучи нам на той деревни, тягло государское всякое тянути с волостью вместе, как соху наставим. А за ту подмогу нам и за льготу деревня розпахати, и поля огородити, и старые хоромы починити, и новые поставити,
2 хлева да мыльня. И как пройдут те льготные 2 годы, по московскому на год и на дело на монастырское ходити, как иные крестьяне ходят. А не отживем мы тех льготных дву годов, и деревни не росчистив и поль не огородив и хором старых не починив и новых не поставив, да пойдем вон, и нам та подмога монастырская 2 рубля московская по сей записи отдати слуге Тимофею Павлов. А на то послуси: Еремей Семенов да Конан Никитин. А запись писал Матфеец Федоров сын Вежыцкой слуга лета 7085 ноября в 23 день”[14].

Количество новоподрядчиков было велико и по мере расширения площади культурной земли росло, при том, что землевладельцам запрещалось принимать в качестве новоподрядчиков тяглых и княжеских крестьян.

Необходимо также отметить еще несколько типов крестьян, находящихся на особом правовом положении, в первую очередь за счет предоставляемых им льгот по оброку и барщине.

Бобыль – это крестьянин или посадский человек,
не включенный в обязанность нести тягло и платящий лишь более легкий бобыльский оброк. Бобылю обычно отводилась
не положенная в государственное тягло земля, землевладелец
не отвечал за него перед государством в той мере, как за тягло крестьянина. Характерно, что бобыли, как правило, дают своему хозяину оброк деньгами, но иногда работают и на барщине.

Появление бобылей относится приблизительно ко второй половине XV века. Документ, оформляющий правовое положение бобыля, бобыльская подрядная, отличается от крестьянской подрядной прежде всего тем, что бобыль не связывает себя с тяглой пашней и обязуется платить бобыльский оброк (“Се яз, Митька Андреев сын Бакакин, вольной человек, порядился есьми Софейского дома казначею… Жити мне, Дмитрею, у Софеи Премудрости Божии, в бобылех на Сермаксе и землю бобыльскую, пахать, где приищу, где мне любо. А платить мне, Дмитрею,
в Софейскую казну бобыльского оброку на год по 10 алт…”[15]).

Половники по своей социальной природе очень близки серебреникам и новоподрядчикам, находящимся в срочной зависимости, которая устанавливается с участием выдаваемых вперед денег.

Государевых податей половники, как правило, не платят по причине бедности. Если же их иногда привлекают к этим обязанностям, то чаще всего как вспомогательную силу и в меньшем объеме.

Иногда документы называют половников наймитами, потому что половник, не будучи в полном смысле наемным рабочим, все же имеет некоторые общие с ним черты. Вот как гость Кирилл Босой изображает своих половников: “живут они вольностью [т.е. по своей воле] урочные лета, хто сколько лет уговоритца жить: иные на 2 и на 3 годы, как кому в которых местах поживетца. А как… им урочные года отойдут, и они… переходят в иные деревни к иным хозяевам.
А кому… не поживетца, и они и до урочных лет отходят.
А сильно… у на никово не держат. А живут, что наймиты, а хлеб… пашут на своих конях исполу: нам половина, а им другая”[16].

В XVI веке половники либо разделяют обычную судьбу новоподрядчиков, превращаясь в старожильцев, либо продолжают оставаться на положении временно зависимых людей; часть их переходила на положение, близкое к наемному рабочему, получая за работу от хозяина “хлеб помесячно”.

Детеныши прежде всего работают в сельском хозяйстве, пашут монастырскую пашню. Источники знают также детенышей других профессий: кожевников, конюхов, мельников, поваренных детенышей, застольных детенышей и др. Чаще всего детенышами становились обедневшие крестьяне и бобыли.

Что касается их правового положения, то здесь необходимо различать два вида детенышей – старинные и наемные.
Старинные детеныши – это крепостные. Положение же наемных детенышей определялось записью (в которых детенышей иногда называли батраками). Труд наемных детенышей часто применялся на собственной монастырской запашке, которая с конца XVI века стала освобождаться от государственных повинностей.

Приведенные типы крестьян наиболее часто встречаются в источниках, однако этот перечень не является исчерпывающим.
К XVII веку почти все эти категории сливаются в единую крестьянскую массу, куда не вошли только дворовые. Но и часть дворовых – задворные люди, т.е. посаженные на землю за двором, - относятся к крепостному крестьянству. Правовое положение крепостного крестьянства к этому времени серьезно изменилось.

ПРАВОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ КРЕСТЬЯН
В ПЕРИОД ПРАВЛЕНИЯ ИВАНА IV ГРОЗНОГО
И СМУТЫ

Значительное расширение территории Московского государства, возникновение казачества, последствия опричнины и Ливонской войны стимулировали государство к ограничению права “выхода”.

Во время опричнины Грозного, вследствие разных причин, крестьяне во множестве своевольно оставляли свои земли и шли на “дикое поле”, в казаки, или же на новые земли в завоеванное Грозным Поволжье. Землевладельцы, разумеется, не желали выпускать из-за себя крестьян и всеми мерами задерживали их, прибегая даже к насилию. А так как народ все-таки уходил,
и рабочих в центральных областях государства становилось все менее и менее, то землевладельцы стали изыскивать способы, как бы взамен ушедших, добыть на свои земли новых работников.
Самым действенным способом было переманить крестьян от соседей, “вывезти” их из-за других владельцев.
Крестьянский “вывоз” стал обычным явлением. Пользуясь тем, что законом крестьянский переход не был запрещен, богатые землевладельцы рассылали своих приказчиков, чтобы выкупать крестьян у их господ (заплатив господам за крестьян все их долги) и таким способом “отказывать” крестьян от владельцев и “вывозить” их на свои земли, обещая определенные льготы.
Шла, таким образом, борьба за крестьян, в которой победа оставалась на стороне богатых землевладельцев. Они имели средства, чтобы добывать себе рабочих людей; мелкие же помещики не имели средств, чтобы удержать их за собой.

Понятно, что в эти времена, когда государство было еще так юно, перезыв крестьян не мог обходиться без насилия.
Помещики, пользуясь беспомощным состоянием своих соседей, вывозили у них крестьян не в срок, без отказа и беспошлинно. Крестьяне черных станов пусторжевских били челом, что дети боярские, ржевские, псковские и луцкие выводят за себя в крестьяне из пусторжевских черных деревень не по сроку, во все дни и беспошлинно; а когда из черных деревень приедут к ним отказчики с отказом в срок отказывать из-за них крестьян в черные деревни,
то дети боярские этих отказчиков бьют и в железа куют, а крестьян из-за, себя не выпускают, но, поймав их, мучат, грабят и в железа куют, пожилое берут с них не по Судебнику, а рублей по пяти и по десяти, а поэтому вывести крестьянина от сына боярского в верные деревни никак нельзя[17].

Эта жалоба на задержку крестьян и на взятие с них лишнего за пожилое против Судебника не была единственной в описываемое время. Иногда землевладелец, взяв с отказывающегося крестьянина все пошлины, грабил его, и когда тот шел жаловаться, землевладелец объявлял его своим беглым холопом и обвинял
в воровстве.

Переход человека из одного разряда в другой — из крестьян в горожане (посадские люди) или в холопы и обратно, — был очень легок и доступен всем, поэтому общественное устройство
в удельное время было очень неопределенно и бесформенно.

Такая неопределенность не могла удержаться при переходе удельного быта в государственный. Московские государи раньше всего взялись за переустройство своего “двора”. Они взяли под контроль земли своих служилых князей и требовали, чтобы земли эти “не выходили из службы”. То же правило было применено ко всем вотчинам: всякий, кто владел землею, был обязан участвовать в защите государства. С каждой вотчины должны были являться ратные люди, “конны и оружны”, по первому зову государя. Княжата и бояре, владевшие крупными вотчинами, приводили с собою целые “воинства” своих людей. Мелкие вотчинники выезжали на службу сами “своею головою” или с одним-двумя холопами. Но так как во время тяжелых войн с татарами, литвой и немцами нужна была большая военная сила, то обычной рати не хватало, и московские государи стали вербовать служилых людей, “собою добрых и дородных” (то есть годных к бою), и селить их на казенных землях, потому что иных средств на содержание воинских людей, кроме земель, тогда не было.

Прежде такие земли давались слугам из частных владений князя, из его “дворца”. Теперь “дворцовых” земель уже не хватало, и слугам стали давать земли “черные” (то есть податные, государственные). Ранее земли, данные слугам, носили название служних земель, теперь они стали называться поместьями, а их владельцы — помещиками, детьми боярскими и дворянами. В отличие от вотчин, которые были частной наследственной собственностью вотчинников, поместья были временным владением.
Помещик владел землей, пока мог служить; прекращалась служба — и поместье возвращалось в казну. На государеву службу было “поверстано” множество людей; новым помещикам были розданы земли вблизи границ: в Новгородских пятинах, в Смоленске,
в Северском крае, на Оке и, наконец, в центральных областях вокруг Москвы.

Развитие поместной системы привело к тому, что большие пространства занятой крестьянами земли были переданы помещикам и, таким образом, на этих землях создалась зависимость крестьян
от землевладельцев. За то, что землевладелец служил со своей земли государству, крестьяне обязаны были работать на него, пахать его пашню и платить ему оброк. Ни помещику, ни правительству было уже неудобно допускать свободный выход крестьян с занятой ими земли, и потому крестьян старались удерживать на местах.

Относительно крестьянского выхода в новом Судебнике Ивана IV повторено положение Судебника Ивана III, крестьяне отказываются из волости в волость и из села в село один раз в году - за неделю Юрьева дня осеннего и неделю после Юрьева дня.
Плата за пожилое увеличена. По Судебнику Ивана III крестьянин платил в полях за двор рубль, а в лесах — полтину. По Судебнику Ивана IV - в полях рубль и два алтына, а в лесах, где десять верст до хоромного (строевого) леса,— полтину и два алтына.
Кроме этого определения, что подразумевается под выражением “в лесех”, в Судебнике Ивана IV находим еще следующие прибавки:
“А пожилое имати с воротPRIVATE "TYPE=PICT;ALT=". А за повозPRIVATE "TYPE=PICT;ALT=" имати з двора по два алтына;
а опричь того пошлин на нем не имати”[18].

Если останется у крестьянина хлеб в земле (то есть если он выйдет, посеяв хлеб), то, когда он этот хлеб пожнет, платит с него или со стоячего два алтына; платит он царскую подать со ржи до тех пор, пока была рожь его в земле, а боярского ему дела, за кем жил, не делать. Если крестьянин с пашни продается кому-нибудь
в полные холопы, то выходит бессрочно и пожилого с него нет;
а который его хлеб останется в земле, н он с него платит царскую подать, а не захочет платить подати, то лишается своего земляного хлеба. Если поймают крестьянина на поле в разбое или в другом каком-нибудь лихом деле и отдадут его за господина его, за кем живет или выручит его господин, и если этот крестьянин пойдет из-за него вон, то господин должен его выпустить, но на отказчике взять поруку с записью: если станут искать этого крестьянина в каком-нибудь другом деле, то он был бы налицо:

“А останетца у которого крестианина хлеб в земли, и как тот хлеб пожнет, и он с того хлеба или с стоачего даст боранPRIVATE "TYPE=PICT;ALT="

два алтына; а по кои места была рож его в земле, и он подать цареву и великого князя платит со ржы, а боярьского дела ему, за кем жыл, не делати. А попу пожылого нет, и ходити ему вон безсрочно воля.
А которой крестианин с пашни продастся в холопи в полную, и он выйдет безсрочно ж, и пожылого с него нет; а которой хлеб его останется в земле, и он с того хлеба подать цареву и великого князя дает; а не похочет подати платит, и он своего хлеба земленаго лишен”[19].

О холопах новый Судебник Ивана IV говорит отлично от Судебника Ивана III. Перемены эти связаны с ограничением числа случаев, в которых свободный человек становился холопом.

Если при переходе крестьян были случаи, когда землевладельцы позволяли себе нарушение закона, перезывали не в срок крестьян, задерживали их у себя, брали лишнее за пожилое,
то и в отношении к холопам видим подобное же нарушение закона, переманивание к себе чужих холопов. Случалось, что беглый холоп, отыскиваемый господином, объявлял перед судьею, что он бежал и с покражею совершенно от другого господина, по обещанию последнего отстоять его от законного иска. Карамзин писал по этому поводу: "До нас не дошло случаев закабаления вольных людей без их согласия: Судебник Ивана IV определяет за это смертную казнь".

Такова, в кратком изложении, характеристика основных положений Судебника 1550 года.

Во второй половине XVI века в России начался серьезный экономический кризис. В среднем к 1582 г., когда производилась перепись населения, в деревнях не досчитывалось около 40 %.
В Новгороде, находившемся в зоне военных действий, потери населения составили 83 %. Крестьяне стали особенно необходимы в связи с сокращением запашек. В целях повышения обороноспособности страны и стабилизации экономики был предпринят ряд мер. Главнейшей из них была организация новой переписи земли для оценки ее состояния.

Между тем московское правительство именно из мелких помещиков составляло свое главное войско и потому не могло допустить их обеднения и разорения. Оно должно было вмешаться в борьбу за крестьян еще и по той причине, что “перевоз” крестьян вел к бесчисленным ссорам и жалобам, суды были завалены делами о возвращении увезенных и ушедших крестьян и о взыскании убытков от незаконных “вывозов” и “отказов”. Вот почему стали появляться указы о крестьянах.

В 1580 г. по инициативе Ивана IV был созван Собор, на котором основным вопросом был поиск способов помощи государству в борьбе с экономическим кризисом. На этом Соборе была принята не дошедшая до нас уложенная грамота, в которой духовенство согласилось отказаться от расширения своих земельных владений, предоставляя таким образом возможность увеличения наделов служилых людей.

В 1584 г. вновь созванный Собор не только подтвердил это решение, но и расширил саму постановку вопроса. Речь шла уже не только о сокращении притока новых земель в монастыри, но и об их податных привилегиях. Теперь церковь должна была платить царские подати и земские разметы “со всеми людьми ровно”,
в результате чего в казну поступал значительный земельный фонд, предназначенный в поместную раздачу.

Вопрос о крестьянах, без которых земельный фонд безусловно терял всякую ценность, неизбежно сплетался в сложную программу стабилизации положения в России. В 1581 г. начинается новое описание русских земель и временно запрещается (первоначально, вероятно, в отдельных районах) выход крестьян в Юрьев день (“заповедные лета”). В 1592 г. начинается составление новых писцовых книг, которые в дальнейшем рассматривались как официальный документ, прикреплявший крестьян к земле и феодалам, как ее собственникам.

24 ноября 1597 г. впервые в отечественной истории был принят указ о беглых крестьянах. Этим указом устанавливалась пятилетняя давность исков на беглых крестьян. Было указано “давать суд и сыскивать накрепко всякими сыски и по суду и по сыску тех беглых крестьян с женами и детьми и со всеми животы возити назад, где кто жил”[20] для тех землевладельцев, у которых крестьяне выбежали за 5 лет. Тем же, чьи крестьяне выбежали
за 6, 7, 10 и более лет до 1597 г., если они “государю царю и великому князю Федору Ивановичю всеа Русии не бивали челом, отказывати и суда на тех беглых крестьян и на тех помещиков и вотчинников, за кем они выбежав живут, не давати, а дати суд и сыск в беглых крестьянех, которые до нынешнего 106 году выбежали за 5 лет”[21].

Этот пятилетний срок, как и следующие за ним измененные сроки исков на беглых крестьян, называется урочными летами. Факты увеличения урочных лет мы находим в первой половине
XVII века: в 1614 г. срок сыска беглых крестьян Троицкого Сергиева монастыря был удлинен до 9 лет; в 1642 г. этот срок был изменен в общегосударственном масштабе до 10 лет, а для вывозных крестьян до 15 лет.

Указ, очевидно, говорит только о беглых крестьянах, которые покидали своих землевладельцев “не в срок и без отказу”, то есть не в Юрьев день и без законной явки со стороны крестьянина об уходе, соединенной с обоюдным расчетом крестьянина и землевладельца. Этим указом устанавливалась для иска и возврата беглых временная давность, так сказать, обратная, простиравшаяся только назад, но не ставившая постоянного срока на будущее время. Такая мера была принята с целью прекратить затруднения и беспорядки, возникавшие в судопроизводстве вследствие множества запоздалых исков о беглых крестьянах. Указ не вносил ничего нового в право, а только регулировал судопроизводство о беглых крестьянах.

Установление пятилетнего срока для возвращения беглых крестьян, записанных в последние писцовые книги 1592 года, подало мысль многим историкам, что за пять лет до указа 1597 г.,
то есть в 1592 году, состоялся общий закон, запретивший крестьянам переход и отменивший Юрьев день.

Однако специалист по истории российского права
В.И. Сергеевич считает, что закон Судебника о Юрьевом дне действовал в течение большей части XVI века, и на основании этого закона крестьяне, вышедшие “не по сроку, и без отказу и беспошлинно” возвращались к прежнему землевладельцу –
по Судебнику. Однако Сергеевич обращает внимание на то, что в источниках XVII века все вышедшие крестьяне называются беглыми независимо от срока выхода. Это понятие ново, и его источник находится не в правилах Судебника, а в отмене Юрьева дня, не дошедшем до нас законе, который Сергеевич датирует второй половиной восьмидесятых годов XVI века.

К сожалению, закона о заповедных годах нет в нашем распоряжении. О его содержании позволяют косвенно судить другие материалы, имеющиеся в нашем распоряжении.

Можно утверждать, что 1581 год был первым заповедным годом, так как есть доказательства крестьянских переходов
в 1580 году – это ряд писцовых и приходно-расходных книг, преимущественно монастырских. Из других документов, преимущественно судебного характера, можно заключить, что заповедными были годы с 1581 по 1586, 1590, 1592, 1594 и 1595. Указы Бориса Годунова говорят о том, что практика заповедных годов стала правилом, а разрешенный им несколько раз выход считался исключением.

Дошедшие до нас документы дают право утверждать, что закон о заповедных годах был известен как временная мера,
“до государеву указу”. Что касается района распространения действия этого закона, то едва ли можно сомневаться в том, что он был распространен на все Московское государство. Об этом говорят соображения общего характера и косвенные указания источников.

В указе Бориса Годунова о крестьянском выходе
1601 и 1602 гг. говорится: “пожаловали во всем своем государстве от налога и продаж[22] велели крестьянам давати выход”.

После указа 1597 года несколько раз были выдаваемы указы о том, чтобы крупные землевладельцы не возили крестьян из-за мелких и чтобы вообще никто не вывозил крестьян к себе в большом количестве. Этими указами надеялись прекратить столкновения из-за крестьянского вывоза и разорения мелких помещиков крупными владельцами. Незаметно, однако, чтобы указы о крестьянах в чем-либо помогли делу: и после них продолжалось крестьянское передвижение, и по-прежнему поступали жалобы от помещиков на уход и увоз крестьян. Важно было то, что правительство обратило внимание на положение крестьян и стало законом определять отношения крестьян к землевладельцам. Указами о крестьянах в последние годы XVI века московское правительство старалось остановить все еще сильную миграцию крестьянского населения.

Итак, заповедные годы стали действовать с 1581 г. на всей территории Московского государства, первоначально в качестве временной меры, однако получившей поддержку землевладельцев и в интересах государства приобретшей длительный характер.

Законодательные меры против беглых крестьян завершились указом 9 марта 1607 г., который впервые попытался вывести крестьянские побеги из области гражданских правонарушений, преследуемых по частному заявлению потерпевшего, превратив их в уголовное преступление, в вопрос государственного порядка: розыск и возврат беглых крестьян независимо от исков землевладельцев он возложил на областную администрацию под страхом тяжкой ответственности за неисполнение этой новой для нее обязанности, а за прием беглых, прежде безнаказанный, назначил сверх вознаграждения потерпевшему землевладельцу большой штраф в пользу казны по 10 рублей за каждый двор или за одинокого крестьянина, а подговоривший к побегу сверх денежной пени подвергался еще торговой казни (кнут). Однако и этот указ допустил давность для исков о беглых крестьянах, только удлиненную до 15 лет. Зато он прямо признал личное, а не поземельное прикрепление владельческих крестьян: тем из них, которые за 15 лет до указа записаны в поземельных описях, в писцовых книгах 1592—1593 гг., указано “быть за теми, за кем писаны”. Однако указ был понят только в смысле запрещения крестьянских побегов и вывозов, а не как отмена законного выхода крестьян. Крестьянские порядные и после того совершались на прежних условиях; само допущение пятнадцатилетней исковой давности для беглых поддерживало за крестьянскими поземельными договорами характер чисто гражданских отношений.

Хозяйственные потрясения второй половины XVI века и Смута повлекли за собой появление нового отношения к земле и крестьянину. Если раньше землевладельцы воспринимали крестьян как безусловную принадлежность земли, то теперь оказалось, что крестьяне от земли отделимы. В связи с этим изменился и порядок взимания податей. После Смуты стали составляться не писцовые книги, в которых учитывался земельный показатель, а переписные, в основу которых был положен учет количества крестьян, причем не только взрослых работников, но также и детей – будущих работников.

Острая нужда в рабочих земледельческих руках заставила землевладельцев обратиться к старинному испытанному средству искать новых рук для сельской работы - в холопстве. Они начали сажать своих дворовых людей на пашню, давать им ссуду, обзаводить их дворами, хозяйством и земельными наделами.
При этом с холопом заключали особый договор, который подобно крестьянскому назывался ссудной записью. Так, в среде холопства возник сельский класс, получивший название задворных людей,
потому что они селились “за двором” землевладельца.
Задворный укреплялся особым способом: он давал на себя ссудную запись, не только селясь за барским двором с воли, но и при переходе за барский двор из дворового холопства. Таким образом, задворная запись создавала особый вид холопства, служивший переходом от дворовой службы на крестьянскую пашню.

Изделье крестьянина было такой же личной работой на господина, как и служба кабального за рост (процент), только последний служил во дворе, а первый работал на двор, “ходил во двор, дворовое дело делал”, как писалось в порядных грамотах. Хозяйственная близость вела и к юридическому сближению.
Как скоро в праве установилась мысль, что кабальное обязательство простирается не только на действие, но и на лицо кабального, делая его крепостным, эта мысль настойчиво стала пробивать себе путь в сознание землевладельцев и в их отношение к крестьянам.
Такое распространительное понимание крестьянских отношений облегчалось и с холопьей стороны: движение крестьянства в сторону холопства встретилось с противоположным движением холопства в сторону крестьянства. После крестьянина-хлебопашца, исполнявшего работу на барский двор, появляется дворовый, ставший хлебопашцем.

Смута сдвинула с насиженных мест массы старожилого тяглого люда, городского и сельского, и расстроила старые земские миры, круговой порукой обеспечивавшие казне податную исправность. Одной из первых забот правительства новой династии было восстановить эти миры.

На земском соборе 1619 г. было постановлено переписать и разобрать тяглых обывателей и при этом беглецов возвратить на старые места жительства, а закладчиков повернуть в тягло.
Долго это положение не удавалось реализовать по причине негодности исполнителей, писцов и дозорщиков. Эта неудача вместе с большим московским пожаром 1626 г., истребившим поземельные описи в столичных приказах, заставила правительство предпринять в 1627—1628 гг. новую общую перепись по более широкому и обдуманному плану.

Книги переписи 1627—1628 гг. имели полицейско-финансовое назначение привести в известность, систематизировать и укрепить на местах податные силы, которыми могла располагать казна.
С этой целью ими пользовались по отношению к крестьянам и впоследствии, после принятия Соборного Уложения.
Переписью проверялись действовавшие поземельные отношения между крестьянами и владельцами, разрешались столкновения, спорные случаи; но она не вносила в эти отношения новых норм,
не устанавливала отношений там, где их не было, предоставляя это добровольному частному соглашению сторон. Однако “писцовая записка” по месту жительства давала общую основу для соглашений, регулировала их и косвенно их вызывала. Бродячий вольный хлебопашец, застигнутый писцом на земле владельца, куда он забрел для временной “крестьянской пристани” и за ним записанный, волей-неволей рядился к нему в крестьяне на условиях добровольного соглашения и вдвойне укреплялся за ним как этой писцовой, так и порядной записью.

Как ни были разнообразны, запутаны и размыты условия крестьянских записей того времени, в них все же можно разглядеть основные нити, из которых сплеталась крестьянская крепость: это была приписка по месту жительства, ссудная задолженность, действие кабального холопства и добровольное соглашение.
Первые два элемента были основными источниками крепостного права, дававшими землевладельцу возможность приобрести крепостную власть над крестьянином; вторые два имели служебное значение, как средства действительного приобретения такой власти. В крестьянских договорах можно уловить момент перехода от воли к крепости, и этот момент указывает на его связь с общей переписью 1627 г. Самая ранняя из известных порядных с крепостным обязательством относится к 1627 г., когда была предпринята перепись. Здесь “старые” крестьяне помещика заключают с ним новый договор с условием от него “не сойти и не сбежать, оставаться крепкими ему во крестьянстве”. Как у старых крестьян,
у них были определенные, установившиеся отношения к помещику; может быть, по старожильству они и без того уже были безвыходными сидельцами на своих участках, не могли
рассчитаться по полученным когда-то ссудам. В других порядных крестьяне прямо обязываются своему старому помещику быть крепкими “по-прежнему”. Значит, новое крепостное условие было только юридическим закреплением фактически сложившегося положения. Прикрепление к тяглу или к состоянию по месту жительства поднимало вопрос об укреплении крестьянина за владельцем, на земле которого он записан. Готовых норм для этого не было, и их по сходству хозяйственных отношений стали заимствовать из прочих форм - из служилой кабалы или задворной ссудной записи, комбинируя в разных местах различно по добровольному соглашению условия крестьянского тягла
и дворовой службы.

К такому смешению разнородных юридических отношений вел перелом, совершавшийся после Смуты в землевладельческом хозяйстве. Прежде предметом сделки между
крестьянином-съемщиком и землевладельцем служила земля под условием выделения доли произведений земли или равноценного ей денежного оброка в пользу землевладельца. Ссуда вовлекала в расчет еще и личный крестьянский труд на землевладельца, барщину, как дополнительную повинность за долг, и даже крестьянское имущество, инвентарь, создававшийся с помощью ссуды. После Смуты условия поземельного учета изменились: опустевшая земля упала в цене, а крестьянский труд и барская ссуда подорожали; крестьянин нуждался больше в ссуде, чем в земле; землевладелец искал больше работника, чем арендатора.
Этой обоюдной нуждой можно объяснить одну запись 1647 г.,
когда крестьянская крепость уже упрочилась и из личной превращалась в потомственную: здесь не крестьянин дает обязательство не уходить от помещика, а помещик обязуется не сгонять крестьянина с его места — иначе вольно ему, крестьянину, от помещика “прочь отойти на все четыре стороны”.
Та же обоюдная нужда со временем под давлением общей переписи 1627 г. превратила крестьянские порядные из договоров
о пользовании господской землей в сделки на обязательный крестьянский труд, а право на труд стало основой власти над личностью. Да и сама перепись была вызвана потребностью казны перенести податное поземельное обложение с пашни на самого хлебопашца. В новом складе хозяйственных отношений стали мешаться прежние юридические состояния: холопы переходили в крестьянство и, наоборот, дворовые принимались за крестьянскую пашню, а пашенные крестьяне делали дворовое дело, и это смешение подготовило почву для окончательного оформления крестьянской крепостной зависимости.

В первые десятилетия XVII в. когда уже действовали все экономические условия неволи владельческих крестьян, еще не была найдена юридическая норма, которая закрепила бы эту фактическую неволю, превратив ее в крепостную зависимость. Крестьянин, рядясь с землевладельцем на его землю со ссудой от него, сам отказывался в порядной записи навсегда от права какими-либо способами прекратить принимаемые на себя обязательства. Внесение такого условия в порядную и сообщило ей значение личной крепости.

После Смуты срок сыска беглых крестьян был возвращен к
5 годам. При таком коротком сроке беглый легко пропадал для владельца, который не успевал проведать беглеца, чтобы вчинить иск о нем. В 1641 г. дворяне просили царя “отставить урочные лета”, но вместо того была только увеличена исковая давность для беглых крестьян до десяти лет, для вывозных до пятнадцати.
В 1645 г. в ответ на повторенное челобитье дворян правительство подтвердило указ 1641 г. Наконец в 1646 г. предпринимая новую общую перепись, оно вняло настойчивым ходатайствам дворянства, и в писцовом наказе этого года было сказано, что “как крестьян и бобылей и дворы их перепишут, и по тем переписным книгам крестьяне и бобыли и их дети, и братья, и племянники будут крепки и без урочных лет”. Это обещание и было исполнено правительством в Уложении 1649 г., которое узаконило возвращать беглых крестьян по писцовым книгам 1620-х годов и по переписным
1646—1647 гг. “без урочных лет”.

Теперь бессрочно укреплялось за землевладельцами все крестьянское население их земель и с неотделенными членами крестьянских семейств. Личная крестьянская крепость по договору, по ссудной записи, превращалась в потомственное укрепление по закону, по писцовой или переписной книге.
Из частного гражданского обязательства рождалась для крестьян новая государственная повинность. Ранее законодательство строило свои нормы, собирая и обобщая отношения, возникавшие из сделок крестьян с землевладельцами. Писцовым наказом 1646 г. оно давало норму, из которой должны были возникнуть новые отношения хозяйственные и юридические. Уложению 1649 г. предстояло их направить и предусмотреть.

Начало 17-го столетия характеризуется политическим и экономическим упадком России. В значительной мере этому способствовали войны со Швецией и Польшей, закончившиеся поражением России в 1617 году.

После подписания мирного договора в 1617 году со Швецией Россия потеряла часть своих территорий – побережье
Финского залива, Карельский перешеек, течение Невы и города на её побережье. Выход России к Балтийскому морю был закрыт.

Кроме того, после похода на Москву в 1617-1618 годах польско-литовского войска и подписания перемирия к Польше отошли Смоленская земля и большая часть Северной Украины.

Последствия войны, выразившиеся в упадке и разорении хозяйства страны, требовали срочных мер по его восстановлению, но вся тяжесть легла главным образом на черносошенных крестьян и посадских людей. Правительство широко раздает земли дворянам, что приводит к непрерывному росту крепостничества. В первое время, учитывая разорение деревни, правительство несколько уменьшило прямые налоги, зато выросли различного рода чрезвычайные сборы (“пятая деньга”, “десятая деньга”,
“казачьи деньги”, “стрелецкие деньги” и т.д.), большинство которых вводилось почти непрерывно заседавшими Земскими соборами.

Однако казна остается пустой и правительство начинает лишать денежного жалования стрельцов, пушкарей, городовых казаков и мелкий чиновный люд, вводится разорительный налог на соль. Многие посадские люди начинают уходить на “белые места” - освобожденные от государственных налогов земли крупных феодалов и монастырей, - эксплуатация же остальной части населения увеличивается.

В такой ситуации невозможно было избежать крупных социальных конфликтов и противоречий.

1 июня 1648 года вспыхнуло восстание в Москве -
Соляной бунт. Восставшие в течение нескольких дней удерживали город в своих руках, разоряли дома бояр и купцов.

Вслед за Москвой летом 1648 года развернулась борьба посадских и мелких служилых людей в Козлове, Курске, Сольвычегорске, Великом Устюге, Воронеже, Нарыме, Томске и других городах страны.

Практически на протяжении всего правления царя
Алексея Михайловича (1645-1676 г.) страна была охвачена мелкими и крупными восстаниями городского населения. Необходимо было укрепить законодательную власть страны, и в начале 1649 года был принят новый свод законов - Соборное Уложение.

Если непосредственной причиной создания
Соборного уложения 1649 г. послужило восстание 1648 г. в Москве и обострение классовых и сословных противоречий, то глубинные причины лежали в эволюции социального и политического строя России и процессах консолидации основных классов - сословий того времени: крестьян, холопов, посадских людей и дворян, -
а также начавшемся переходе от сословно-представительной монархии к абсолютизму. Указанные процессы сопровождались заметным ростом законодательной деятельности, стремлением законодателя подвергнуть правовой регламентации максимальный объем сторон и явлений общественной и государственной жизни.

Осенью 1948 г. в Москве открылся Земский собор,
а в январе 1649 г. комиссия Н.И. Одоевского представила собору новый кодекс законов, получивший наименование
Соборного Уложения. Как значилось в царском наказе, составители Уложения должны были следовать апостольским правилам и законам “греческих царей” (Византийскому кодексу). Но все же их главная задача состояла в том, чтобы упорядочить законы, изданные в России при новой династии, и вместе с тем удовлетворить требованиям сословий, выдвинутым в дни мятежа в Москве.
В отличие от предыдущих рукописных Судебников Уложение было первым печатным сводом законов. Его издали в количестве
2000 экземпляров (огромный тираж по тем временам) и разослали по городам. Уложение 1649 г. служило основным сводом законов России вплоть до 1830 г. и было главным инструментом установления усиления и сохранения доминирующей политической системы.

По ходатайству служилых людей “всех городов”
Земский собор принял закон, по которому землевладельцы получали право искать своих крестьян и возвращать их на свои земли без ограничения срока давности. Основной документацией, удостоверяющей принадлежность крестьян землевладельцу были признаны писцовые книги, составленные в 1626 г. “А отдавати беглых крестьян и бобылей из бегов, – значилось
в Уложении 1649г., – по писцовым книгам всяких чинов людем без урочных лет”[23].

За время после валовой описи произошла смена поколений.
Но это не имело существенного значения. Дворяне получили возможность вернуть не только крестьянина, записанного в книги, но и его сыновей и внуков. Возврату подлежала вся семья крестьянина вместе со всем нажитым имуществом[24].
Уложение впервые вводило суровое наказание (вплоть до торговой казни и тюремного заключения сроком на год) за поселение у себя беглых крестьян. Виновный землевладелец должен был платить по
10 рублей за каждый год укрывательства чужого крестьянина[25].
(При расчете исходная оценка составляла 4 рубля “за голову” крестьянина и 5 рублей за “глухой” живот – неописанное имущество крестьянина[26]).

Соборное Уложение состояло из 25 глав, включавших в себя 967 статей. В нем были систематизированы на более высоком по сравнению с предшествующим законодательством уровне юридической техники правовые нормы, действовавшие и ранее. Кроме того, имелись и новые правовые нормы, появившиеся главным образом под давлением дворянства и чернотяглых посадов. Для удобства главам предшествует подробное оглавление, указывающее содержание глав и статей.

Соборное Уложение 1649 года было первым печатным памятником русского права. Само будучи кодексом, исторически и логически оно служит продолжением предшествующих кодексов права - Русской Правды и судебников, знаменуя вместе с тем неизмеримо более высокую ступень права, отвечавшего новой стадии в развитии социально-экономических отношений, политического строя, юридических норм, судоустройства и судопроизводства Русского государства.

Как кодекс права, Уложение 1649 г. во многих отношениях отразило тенденции дальнейшего процесса развития феодального общества. В сфере экономики оно закрепило путь образования единой формы феодальной земельной собственности на основе слияния двух ее разновидностей — поместий и вотчин.
В социальной сфере Уложение отразило процесс консолидации основных классов — сословий, что привело определенной стабилизации общества и в то же время вызвало обострение классовых противоречий и усиление классовой борьбы, на которую безусловно влияло установление государственной системы крепостничества. Недаром с XVII в. открывается эра крестьянских войн.

Соборное Уложение окончательно сформировало систему государственного крепостного права в России. Для поддержания государственного фонда земель законодатели запретили землевладельцам переводить крестьян с поместных земель на вотчинные[27].

По Уложению устанавливались наследственность крепостного состояния и право землевладельца распоряжаться имуществом крепостного крестьянина[28]. Землевладельцам запрещалось насильно лишать крестьянина имущества, но долги несостоятельного землевладельца погашались за счет его крестьян и холопов.

Соборное Уложение обязывало дворян осуществлять полицейский надзор за крестьянами, собирать с них и вносить в казну подати, отвечать за выполнение ими государственных повинностей. Крестьяне лишались права самостоятельно отстаивать свои интересы в суде.

Законодательное признание податной ответственности землевладельцев за своих крестьян было завершающим этапом в юридической постройке крепостной неволи крестьян. В этой норме сошлись интересы казны и землевладельцев, существенно расходившиеся. Частное землевладение стало рассеянной по всему государству полицейско-финансовой агентурой государственного казначейства, из его соперника превратившись в сотрудника. Примирение могло состояться только в ущерб интересам крестьянства. В той первой формации крестьянской крепости, какую закрепило Уложение 1649 г., она еще не сравнялась с холопьей, по нормам которой строилась. Закон и практика проводили также черты, их разделявшие:

1) крепостной крестьянин оставался казенным тяглецом, сохраняя некоторые признаки гражданской личности;

2) владелец обязан был обзавести крестьянина земельным наделом и земледельческим инвентарем;

3) он не мог быть обезземелен взятием во двор, а поместный и отпуском на волю;

4) его животы (имущество), хотя и находившиеся только в его подневольном обладании, не могли быть у него отняты “насильством”;

5) он мог жаловаться на господские поборы “через силу и грабежом” и по суду возвратить себе насильственный перебор.

Плохо выработанный закон помог стереть эти раздельные черты и повел крепостное крестьянство в сторону холопства.
В части гражданских дел, касающихся личных имущественных прав, и в уголовных делах крестьяне оставались субъектом права. Крестьянин мог участвовать в процессе в качестве свидетеля, быть участником повального обыска.

Уложение 1649 г. включает обширный свод законов холопьего права, составляющий важнейшую часть права феодальной России. Кодекс отразил завершение процесса отмирания прежних категорий холопства и вытеснения их кабальным холопством.
А это последнее, будучи также обречено на отмирание в относительно близком будущем, в XVII в. продолжало быть средством мобилизации феодальной системой свободных элементов общества. Вместе с тем кодекс холопьего права был создан в ту пору, когда холопство уже проделало заметный шаг в направлении слияния с крепостным крестьянством. И все же доминирующей оставалась линия Уложения на консолидацию холопьего сословия, на укрепление его сословных рамок в эпоху наибольшей консолидации основных классов-сословий феодального общества. Этим определялось обособленное положение кабальных холопов, продолжавших играть важную роль в социальной структуре общества.

Уложение закрепляло права и привилегии господствующего класса феодалов под эгидой дворянства. Интересы дворянства сыграли важную роль в формировании многих законов относительно землевладения, крестьянства, судопроизводства.
Еще В.О. Ключевский отметил, что в Уложении “главное внимание обращено на дворянство, как на господствующий военно-служилый и землевладельческий класс: без малого половина всех статей Уложения прямо или косвенно касается его интересов и отношений. Здесь, как и в других своих частях, Уложение старается удержаться на почве действительности”[29].

Уложением узаконена целая система документальных оснований крепостной зависимости и сыска беглых крестьян.
В то же время признание экономической связи феодального владения с крестьянским хозяйством нашло выражение в защите законом имущества и жизни крестьянина от произвола феодала.

Соборное Уложение 1649 г. во многих отношениях отличается от предшествующих ему законодательных памятников. Судебники XV-XVI вв. представляли собой свод постановлений преимущественно процедурного, процессуального свойства. Уложение 1649 г. значительно превосходит предшествующие памятники русского права прежде всего своим содержанием, широтой охвата различных сторон действительности того времени - экономики, форм землевладения, классово-сословного строя, положения зависимых и независимых слоев населения, государственно-политического строя, судопроизводства, материального, процессуального и уголовного прав.

Второе отличие - структурное. В Уложении дана довольно определенная систематизация норм права по предметам, которые расположены таким образом, что легко могут быть объединены по разновидностям права – государственное, военное, правовое положение отдельных категорий населения, поместное и вотчинное, судопроизводство, гражданские правонарушения и уголовные преступления.

Третье отличие, как прямое следствие первых двух, состоит в неизмеримо большом объеме Уложения в сравнении с другими памятниками. Наконец, Уложению принадлежит особая роль в развитии русского права вообще. И Русская Правда, и судебники прекратили свое существование, оказав на Уложение в сравнении с другими его источниками (например, указными книгами приказов) довольно скромное влияние, Уложение же как действующий кодекс, хотя и дополняемое многими новыми установлениями, просуществовало свыше двухсот лет[30].

Итак, мы рассмотрели в общих чертах процесс становления крепостничества на Руси. Поместная система подготовила коренную перемену в судьбе крестьянства. До конца XVI века крестьяне были вольными хлебопашцами, пользовавшиеся правами свободного перехода с одного участка на другой, от одного землевладельца
к другому. Но эти переходы создавали большие неудобства как для общественного порядка, так и для государственного хозяйства и особенно для хозяйства мелких служилых - землевладельцев,
у которых богатые вотчинники и помещики сманивали крестьян, оставляя их без рабочих рук, а следовательно, без средств исправно отбывать государственную службу. Вследствие этих затруднений правительство царя Федора издало указ, отменивший право крестьянского выхода, лишивший крестьян возможности покидать занятые ими земли.

В XVII в. завершается процесс установления крепостничества. Он связан со Смутой начала века и последующим восстановительным периодом 20—50-х гг. Вся история Московского государства в XVII столетии развивается в прямой зависимости от того, что произошло в смутную эпоху.
Страшное разорение страны в Смуту создало для московского правительства ряд финансовых затруднений, которые обуславливали всю его внутреннюю политику и вызвали окончательное прикрепление посадского и сельского населения.

Законодательство начала XVII века было направлено против невыгодных для государства последствий права выхода крестьян:

1. Оно старалось прекратить переход крестьян в нетяглое состояние, в холопство, разрешенный Судебником 1550.
Перейдя из крестьян в холопы, крестьянин переставал платить подати, уменьшая этим и без того скудные в Смутное время и после него поступления в казну.

2. Оно пыталось уничтожить игру в крестьян, какую вели крупные землевладельцы, сманивая их с земель казенных крестьянских обществ или мелких землевладельцев (что также уменьшало поступления в казну и разоряло мелких землевладельцев – основу вооруженных сил страны).

По искам землевладельцев оно преследовало незаконные побеги крестьян, нарушавшие право собственности землевладельцев.

Однако законодательство до середины XVII в.
не устанавливало крепостного права. Крестьян государственных и дворцовых оно прикрепляло к земле или к сельским обществам по полицейско-фискальным соображениям, обеспечивая их податную исправность и тем самым облегчая действие круговой поруки. Крестьян владельческих оно не прикрепляло к земле и не лишало права выхода, то есть не прикрепляло прямо и безусловно к самим владельцам. Но право выхода и без того уже очень редко действовало в своем первоначальном, чистом виде: уже в XVI в. под действием ссудной практики оно начало принимать формы, более или менее его искажавшие. Законодательство имело в виду только эти формы вырождения крестьянского права, следило за их развитием и против каждой ставило поправку с целью предупредить вред, каким она грозила казне или общественному порядку. Вследствие неоплатной задолженности крестьян при усилении переселенческого движения учащались крестьянские побеги и затруднялись иски о беглых: усиливая меры против беглых и их приема, правительство законами об исковой давности старалось упростить и упорядочить иски и споры из-за беглых. Право вывоза вызывало беспорядки и запутанные тяжбы между землевладельцами: вывоз был стеснен чиновной классификацией отказчиков и согласием владельца, у которого отказывали крестьян. Судебник 1550 года дозволял крестьянину продаваться с пашни в холопство, лишая казну податного плательщика,
указы 1602 и 1606 гг. установили безвыходность тяглого крестьянского состояния. Так крестьянин, числясь по закону вольным с правом выхода, на деле не мог уйти ни с отказом, ни без отказа, не мог по своей воле ни переменить владельца посредством выхода, ни даже переменить звания посредством отказа от своей свободы.

Соборное Уложение 1649 г., составленное с учетом накопленного опыта, закрепило это положение юридически. Завершив юридическое оформление крепостной зависимости, оно одновременно стремилось замкнуть крестьянство в сословных рамках, запрещало переход в другие сословия, законодательно в какой-то мере ограждая от своеволия феодалов. Это обеспечивало для того периода устойчивое равновесие и функционирование всей феодально-крепостнической системы.

При рассмотрении вопроса о закреплении крепостничества нужно учитывать, что особенности геополитического положения России и православное понимание сословных обязанностей как формы религиозного служения, спасения души привело к тому,
что все население несло всеобщую государственную повинность: дворяне — лично, а крестьяне и горожане через налоги на содержание войска, администрации, царя.

Роль крепостничества в России оценивается неоднозначно. Оно помогало государству в восстановлении и подъеме производительных сил, регулировании процесса колонизации огромной территории и решении внешнеполитических задач, но при этом консервировало неэффективные социально-экономические отношения. Одни исследователи считают, что перед Россией
в XVI в. была альтернатива развития, минуя крепостное право
(Н. Е. Носов), другие оценивают XVI—XVII вв. как расцвет
крепостничества, третьи — как последний резерв клонящегося
к “нисходящей” фазе феодализма.

Были ли другие пути развития России, минуя крепостное право? Предположения “если бы…” всегда заманчивы. Но история, как было сказано, не терпит сослагательного наклонения, поэтому оставим этот вопрос тем теоретикам, которые находят удовольствие в бесплодных спекуляциях.

2. Хрестоматия по истории государства и права СССР. Дооктябрьский период - М., 1990.

3. Развитие русского права в XV – первой половине XVII вв./ Отв. ред. Нерсесянц В.С. – М., 1986

4. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права - Ростов-на-Дону, 1995

5. Греков Б.Д. Главнейшие этапы с истории крепостного права с России - М.-Л., 1940

6. Греков Б.Д. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века - М.-Л., 1946

7. Золотухина Н.М. Развитие русской средневековой политико-правовой мысли - М., 1985

8. Карамзин Н.М. История государства Российского - Ростов-на-Дону, 1994

9. Кобрин В.Б. Власть и собственность в средневековой России - М., 1985

10. Корецкий В.И. История русского летописания второй половины XVI – начала XVII века - М., 1986

11. Маньков А.Г. Законодательство и право России второй половины XVII века - СПб., 1998

12. Маньков А.Г. Уложение 1649 г. – кодекс феодального права России - Л., 1980

13. Татищев В.Н. Избранные произведения - Л., 1979

14. Татищев В.Н. История Российская - М.-Л., 1962 – 1968

15. Тихомиров М.Н., Елифанов П.П. Соборное Уложение
1649 г. - М., 1961

16. Карганов В. Соборное Уложение // Человек и закон, 1979, №11

17. Юткин А. Судебник Ивана III – первый кодифицированный правовой акт на Руси // Российская юстиция, 1997, №7

18. Соловьев С.М. История России с древнейших времен - http://www.kulichki.com/inkwell/text/special/history/soloviev/solovlec.htm

19. Ключевский В.О. Курс русской истории - http://www.kulichki.com/inkwell/text/special/history/kluch/kluchlec.htm

[1] Ключевский В.О., Происхождение крепостного права в России. Опыты исследования, сб. 1, стр. 193

[2] С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. 1, гл. 8

[3] См. Приложение №1, стр. 5

[4] См. Приложение №1, стр. 8

[5] Есть также мнения, что речь здесь идет лишь о тех смердах, которые умерли, не имея сыновей, а отстранение женщин от наследства свойственно на определенном этапе всем народам Европы.

[6] См. Приложение №1, стр. 8

[7] Безатщина – имущество смердов при отсутствии мужских наследников.

[8] См. Приложение №1, стр. 8

[9] См. Приложение №2, стр. 1

[10] См. Приложение №2, стр. 3

[11] См. Приложение №2, стр. 1

[12] Греков Б.Д., Главнейшие этапы в истории крепостного права в России, М.-Л., 1940, с. 45

[13] Греков Б.Д., указ. работа, Прил. 12, с. 89.

[14] Греков Б.Д., указ. работа, Прил. 17, с. 92.

[15] Греков Б.Д., указ. работа, стр. 55

[16] Там же, стр. 57

[17] Подробнее: Карамзин Н.М., “История государства Российского”

[18] См. Приложение №2, стр. 4

[19] См. Приложение №2, стр. 4

[20] Греков Б.Д., указ. работа, Прил. 24

[21] Там же, Прил. 24

[22] Т.е. учитывая тяжелое положение

[23] Приложение № 3, стр. 2

[24] Приложение № 3, стр. 2

[25] Приложение № 3, стр. 3

[26] Приложение № 3, стр. 5

[27] Приложение № 3, стр. 6

[28] Приложение № 3, стр. 2

[29] Тихомиров М.Н., Елифанов П.П. Соборное Уложение 1649 года. – М., 1961,
с. 5-7.

[30] Карганов В. Соборное Уложение // Человек и закон, 1979, №11, с. 18-19.